«Hannah:
- Спеть тебе пиратскую колыбельную, цыган? - она щурится на яркое солнце, прислоняет ладонь ко лбу, аки щиток и улыбается, потому что солнце и бескрайний горизонт ее самые лучшие на свете друзья. Можно растянуться на камнях, ерзая на нагретой поверхности, краем уха улавливать стрекот кузнечиков в поле недалеко от пирса, и медленно начать напевать лучшую колыбельную на свете, вплетающуюся в плеск волн и крики чаек
Hoyt:
Он, тепло улыбаясь, целует ее в макушку, и тоже подносит к глазам сложенную "домиком" ладонь, и тоже смотрит на солнце. И он думает, от кого же исходит на самом деле этот ослепляющий свет: от девушки, пахнущей чем-то терпким и одновременно - свежестью утреннего ветра, приносящего прохладу с бескрайнего моря, или же от небесного светила, которое, как и она, бесконечно далеко от цыгана, хоть и кажется до боли близко. Она все равно поет; что бы он не ответил, она сделает по-своему. Ей бы в табор, думает он, и переводит взгляд туда, где небо касается голубоватой воды. Теребит какие-то веревочки на ее одежде, заслушиваясь прекрасным голосом, напевающим неизвестный ему пока мотив. Совсем скоро он будет вспоминать его, когда лунной ночью Авжан и Лола будут убирать еду и мыть котел, и тогда он сядет неподалеку и станет перебирать струны гитары, раздражаясь, ели забудет нужную ноту или сфальшивит. Совсем скоро... Ну а пока, - крики чаек над мелкими волнами, завораживающий и совершенно родной ему голос и девушка-Солнце совсем-совсем близко. Он прижимается к ее макушке губами и слушает. Слушает.
Hannah:
Ханна любит заповедник в Румынии, она часто, очень часто сюда приезжает - потому что новые исследования, потому что переписка с заокеанскими партнерами - друзьями, да и потом просто дети - драконы всегда манят ее, греют, так и хочется взять их сразу всех на руки, потому что любит безумно. И только ее любимец вскарабкался на ее протянутые ладони, ласково задел кожистым крылом кожу, Ханна услышала, как перекатывается сухая горная земли под чьими - то ботинками. Чьими - то? Чушь какая, она эту поступь из тысячи узнает, за сотни километров. И вопрос теперь - что ей делать, как быть? Спрятать малыша магией? Поздно, он близко. Подпустить ближе? Ребенок его сожжет. Выход один - переждать бурю вместе с дракончиком на руках, и сохранить малютку во чтобы то ни стало
Hoyt:
Он лежит на повозке и смотрит на звезды. Бесконечное множество ярких точечек, будто кто-то жестокий искромсал полотно неба иголкой и оставил кровоточить солнцем, прячущимся за ночной тьмой, пока не придет его время. На соседней повозке ворочаются дети: Хойт слышал их шебуршание и то, как они бубнят что-то во сне. Роул сегодня дежурит. Цыган более чем уверен в том, что тот вновь заснет, и снова огребет от Авжан поутру, когда та застукает беднягу с бубном в обнимку. А рука у хозяюшки тяжелая, Хойт уже успел испытать ее на себе не раз, особенно в детстве, когда бегал от женщины в леса, и прятался там, и шел вместе с табором, но поодаль. Чтобы Авжан не нашла. Чтобы не наказала.»